read or die
Некоторое время назад более запасливые товарищи поделились со мной древними записями (2008 год! подумать только!) с межфакультетских чтений, на которых - среди прочего - я плохо читаю хорошую поэзию и что-то невнятно мычу о литературе. И вот под воздействием всего этого на меня накатила столь чудовищная волна ностальгии, что я даже разобрала пожелтевшую кучу черновиков и перечитала истрепанные цитатники, наплевав на перманентный цейтнот в жизни. В общем, говорить сегодня я намерена о своей тинейджерской страсти - постепенно, но неумолимо выходящей из моды советской фантастике братьев Стругацких, над которой так жестоко (и неоднократно!) надругались российские режиссеры от Тарковского до Германа.
Не напиши братья эту повесть, я вряд ли смогла бы выбрать одну любимую вещь из "Трудно быть богом" (к слову, вы слышали радиоспектакль Сорокиной? послушайте!), "Улитки на склоне", "Полдня", "Хищных вещей", "Гадких лебедей", "Острова", "Жука в муравейнике" и, конечно же, "Понедельника" (кажется, я даже забыла еще что-то столь же трепетно любимое). Но они ее написали. Она называется "За миллиард лет до конца света". Об ученых, смысле жизни и прогрессе и, как на зло, именно в таком идеологическом разрезе, который я люблю больше всего, да еще с юмором, жертвенным пафосом, японской поэзией (танку "Трусость" великолепной Акико Ёсано, если вам интересно, что это такое цитирует Фил в бонусном отрывке) и открытым финалом, чтобы добить меня окончательно.
Один мой друг-математик - до боли похожий на Вечеровского и, вероятно, именно этим мне столь приглянувшийся - сказал, что не знает, каковы бы были его предпочтения относительно идеального общественного устройства, читай он в подростковом возрасте, например, Айн Рэнд, а не Стругацких: мало ли! И вообще от профанских политических взглядов надо избавляться, как от вредной привычки. И хотя я подозреваю, что свою симпатию к отважным землянам-коммунарам я почерпнула из того же подросткового чтива, что и он, крошить Стругацких на возвышенные заблуждения относительно возможностей человечества и незамысловатые приключенческие сюжетики - не дело. Это вообще трудно сформулировать так, чтобы не прозвучало банально, но: мне всю жизнь хотелось, чтобы вокруг было больше таких людей, как в этих книжках. И мне очень хотелось бы верить, что один из способов это устроить - просто дарить "За миллиард лет до конца света" тем, кто их почему-то еще не читал. Но, как меланхолично замечал Василий К., "в говеных вселенских процессах все трудней найти чистую ноту: Хемингуэй становится старым, а Коэн становится модным". И Стругацкие устаревают тоже. И кажется, будто вместе с каждым умершим ученым того удивительного советского поколения шестидесятых, уходит еще один кусочек дивного мира, где понедельник начинается в субботу.
Бонус
Не напиши братья эту повесть, я вряд ли смогла бы выбрать одну любимую вещь из "Трудно быть богом" (к слову, вы слышали радиоспектакль Сорокиной? послушайте!), "Улитки на склоне", "Полдня", "Хищных вещей", "Гадких лебедей", "Острова", "Жука в муравейнике" и, конечно же, "Понедельника" (кажется, я даже забыла еще что-то столь же трепетно любимое). Но они ее написали. Она называется "За миллиард лет до конца света". Об ученых, смысле жизни и прогрессе и, как на зло, именно в таком идеологическом разрезе, который я люблю больше всего, да еще с юмором, жертвенным пафосом, японской поэзией (танку "Трусость" великолепной Акико Ёсано, если вам интересно, что это такое цитирует Фил в бонусном отрывке) и открытым финалом, чтобы добить меня окончательно.
Один мой друг-математик - до боли похожий на Вечеровского и, вероятно, именно этим мне столь приглянувшийся - сказал, что не знает, каковы бы были его предпочтения относительно идеального общественного устройства, читай он в подростковом возрасте, например, Айн Рэнд, а не Стругацких: мало ли! И вообще от профанских политических взглядов надо избавляться, как от вредной привычки. И хотя я подозреваю, что свою симпатию к отважным землянам-коммунарам я почерпнула из того же подросткового чтива, что и он, крошить Стругацких на возвышенные заблуждения относительно возможностей человечества и незамысловатые приключенческие сюжетики - не дело. Это вообще трудно сформулировать так, чтобы не прозвучало банально, но: мне всю жизнь хотелось, чтобы вокруг было больше таких людей, как в этих книжках. И мне очень хотелось бы верить, что один из способов это устроить - просто дарить "За миллиард лет до конца света" тем, кто их почему-то еще не читал. Но, как меланхолично замечал Василий К., "в говеных вселенских процессах все трудней найти чистую ноту: Хемингуэй становится старым, а Коэн становится модным". И Стругацкие устаревают тоже. И кажется, будто вместе с каждым умершим ученым того удивительного советского поколения шестидесятых, уходит еще один кусочек дивного мира, где понедельник начинается в субботу.
Бонус